Введение к фотоальбому «Здесь говорит враг» (1931)
В эпоху массовых армий, оснащенных новейшими техническими средствами, все труднее сохранить подлинное и непредвзятое отношение к врагу, характерное для войн прошлых столетий. Как в естественном состоянии, так и в рамках военной культуры существуют безусловные принципы — те, что связаны либо с беспощадным инстинктом кровной мести, либо с четкими правилами рыцарских турниров. Типичное для наших дней сражение военной техники утратило и блеск, и страсть, и форму, зато безмерно выросла жестокость воюющих сторон. Ее герой — неизвестный солдат, и борьба также ведется с неизвестным и незримым противником. На снарядах дальнобойных пушек нет указания точного адреса. Картину дополняет отчужденность сражающихся масс. В своем безразличии и озлоблении они превосходят даже племена аборигенов.
На первый взгляд, такая жестокость противоречит самому духу эпохи, заявившей о себе как новая эра транспорта и общения. Ведь всеобщая унификация вроде бы не должна оставлять места для различий. Однако противоречие кажется неразрешимым лишь тому, кто не способен избавиться от иллюзии, будто с техническим прогрессом одновременно связан и прогресс нравственного сознания. Мы слишком хорошо знаем по опыту последних лет, что нет такого технического средства, которое вместе с тем не играло бы и военной роли. Однако важно не столько установить тождество технического и военного прогресса, сколько констатировать следующее: именно установка прогресса на цивилизационный гуманизм, который не имеет ни малейшего отношения к человечности, дает в руки воюющим державам лучший инструмент для беспрецедентного обострения конфликта. В подтверждение этой мысли можно указать как на сам способ ведения войны, так и на характер мирных договоров.
Самый наглядный пример — неприемлемая для каждого настоящего солдата пропаганда, ознаменовавшая собою начало мировой войны. Ее отличительная черта — апелляция к гуманитарной совести. Гуманитарной совести неведомо различие наций, ей неведом враг, да и сама война — вот почему ей столь ловко удалось отравить этот военный конфликт, обернувшийся в итоге огромными жертвами. Гуманитарная совесть ориентируется на идеал однообразного человечества, на сообщество космополитов, для которых не существует ни границ, ни различий. В этом свете война выступает как свидетельство неравенства жизни, состояние, несовместимое с участием и ответственностью. Разумеется, это не мешает тому, что на ней идут в ход все средства. Но возможна она лишь как война, ведущаяся в интересах всего человечества. Оттого-то в наше время ни одна держава не осмеливается открыто заявить о нападении на другую державу, а наоборот, говорит об оборонительной войне, целью которой провозглашается не победа, а мир, прогресс, цивилизация или любая другая гуманитарная ценность. С другой стороны, получается так, что противник выступает не как враг в естественном или рыцарском смысле, а именно как противник всех вышеупомянутых ценностей, то есть как противник человечества как такового. Отсюда вытекает подлая и (в ином, не гуманитарном смысле) бесчеловечная ложь. Вот ею- то наш век запятнал себя гораздо больше, чем применением ядовитых газов. Войны шли во все времена, и отношение к смерти было всегда одинаково. Но ни одной другой эпохе не было свойственно столь низкое представление о противнике. Достаточно сравнить известные нам из истории образы заклятых, но признанных в рыцарском духе врагов вроде мавров и испанцев с некоторыми пассажами из европейских газет времен Первой мировой войны. Они не признают никакого врага, более того, не жалеют презрительных эпитетов, чтобы потом с чистой совестью бороться с противником. Такой образ мыслей находится по ту сторону войны и мира; ему также чужды любые национальные категории. Зато он тесно связан с демократией, с мировой властью прессы, рекламой, с деньгами как таковыми, со всем, что не гнушается самыми грязными приемами как на войне, так и в мире. Нет ничего удивительного, что те же самые люди, которые тогда брались за эту грязную работу, теперь энергично выступают за переговорный процесс. Но юное поколение не обманешь! Доблести войны и мира тесно сопряжены друг с другом; и если человек нечистоплотен в применении средств на войне, то и его мирным обещаниям грош цена. Европе следует думать не о том, как бы восстановить ситуацию, приведшую к такой войне и такому миру! Гораздо важнее уничтожить ценности изолгавшегося гуманизма, под чьей поверхностью поздняя демократия преследует свои интересы. Лучше доверить судьбу народов мужскому духу: он знает свои границы и умеет уважать чужие. Настоящий солдат никогда не разделял такого образа мыслей, чьей характерной чертой является нечистоплотность как на войне, так и в ситуации мира. Можно сказать, что именно солдат на фронте находился ближе всего к врагу — не только в физическом смысле. Поэтому недалеки от истины те, кто считает отличительной чертой настоящего солдата уважение к противнику. Отсутствие ненависти, низменных инстинктов в сочетании с чувством внутреннего достоинства всегда было верным критерием для определения подлинного воина.
В послевоенные годы народы начали обмениваться своими впечатлениями от пережитого. И тут стало понятно, что люди не способны вынести истинный образ врага, отражение иной, незнакомой судьбы. Оттого-то и решили ограничиться наиболее ходовым духовным товаром, потребителям которого безразлично, на какой почве он вырос. А, следовательно, он не способен выразить всю реальность войны, ибо за ней кроется отчаянная борьба разноречивых законов жизни. Все очень быстро освоили язык расхожего гуманизма, а уж его-то любая цивилизованная страна производит с той же легкостью, что и автоматы с ядовитыми газами. Если кому- нибудь лет через сто вздумается обратиться к этим источникам, то понять масштаб сражений мировой войны будет совершенно невозможно. Очевидно, на наших глазах рождается новый образ мира, и воины, подлинные герои сражений, знают о нем и черпают отсюда свои силы. Поэтому для нас гораздо важнее понять позицию простого солдата, что делал историю под Верденом или на военном корабле в сражении у Скагеррака, нежели тиражировать пафосные речи, которые и так сотнями производит каждый европейский писака.
Поэтому собрание такого рода документов позволяет не только по-новому обозреть панораму войны, но и лучше передать истинный дух мира, отказавшись от ретушей европейской вежливости, скрывающей за мирными договорами крайне сложную ситуацию. Ибо возможности подлинного мира лучше всего понимает тот, кто чувствует границу и характер, нежели тот, кто принимает за основу реальности обманчивый образ равенства.
На сайте: http://www.libfront.org/2018/einleitung
